Анн Анселин Шутценбергер: «Психоаналитики сочли меня ненормальной»
Анн Анселин Шутценбергер: Термин «психогенеалогия» я придумала в начале 1980-х, чтобы разъяснить своим студентам-психологам в Университете Ниццы, что такое семейные связи, как они передаются и как вообще «работает» цепь поколений. Но это уже был итог определенных изысканий и результат моего двадцатилетнего клинического опыта.
А. А. Ш.: На самом деле нет. В начале 1950-х, закончив учебу в США и вернувшись на родину, я захотела пообщаться с антропологом. Я выбрала в качестве психоаналитика специалиста в этой области, директора Музея человека Робера Жессена, работавшего до этого врачом в экспедициях на Северный полюс. В каком-то смысле именно он приоткрыл мне дверь в мир межпоколенческих связей, рассказав о таком эскимосском обычае: если мужчина погибает на охоте, его часть добычи достается в наследство его внуку.
Робер Жессен рассказал, что однажды, войдя в иглу, с большим удивлением услышал, как хозяйка почтительно обратилась к своему малышу со словами: «Дедушка, если позволишь, мы пригласим этого чужестранца поесть с нами». А несколько минут спустя уже снова говорила с ним как с ребенком.
Эта история открыла мне глаза на те роли, которые нам достаются, с одной стороны, в нашей собственной семье, а с другой – под влиянием наших предков.
Все дети знают о том, что происходит в доме, особенно то, что от них скрывают
Потом, после Жессена, была Франсуаза Дольто: в то время считалось хорошим тоном, уже завершив свой анализ, заглянуть еще и к ней.
И вот я прихожу к Дольто, и она первым делом просит меня рассказать о сексуальной жизни моих прабабушек. Я отвечаю, что понятия об этом не имею, поскольку прабабушек застала уже вдовами. А она с укоризной: «Все дети знают о том, что происходит в доме, особенно то, что от них скрывают. Ищите…»
И наконец, третий важный момент. Как-то раз подруга попросила меня встретиться с ее родственницей, умиравшей от рака. Я пришла к ней домой и в гостиной увидела портрет очень красивой женщины. Выяснилось, что это мать больной, умершая от рака в 34 года. Женщине, к которой я пришла, тогда было столько же.
С этого момента я начала обращать особое внимание на даты годовщин, места событий, болезни… и на их повторяемость в цепочке поколений. Так родилась психогенеалогия.
Другие методы работы с семейной историей
Американский психотерапевт Вирджиния Сатир применяла метод семейной реконструкции, восстанавливающей связи и детали взаимодействия в трех поколениях.
Метод немецкого психотерапевта Берта Хеллингера – это психогенеалогическая терапия, которая помогает выявить семейные бессознательные сценарии. В ее основе – семейная расстановка: человек участвует в сценах, которые проясняют расхождение между структурой идеальной семьи и семейным мифом.
В психодраме известен жанр «драмы предка»: разыгрывая жизнь одного из своих родственников, идентифицируясь с ним, можно понять, как его (прежние) чувства и поступки влияют на нашу жизнь.
Какова была реакция психоаналитического сообщества?
А. А. Ш.: Психоаналитики меня не знали, и кое-кто наверняка счел меня фантазеркой или сумасшедшей. Но это не имеет никакого значения. Я не считаю, что они мне ровня, – за немногими исключениями. Я занимаюсь групповым анализом, практикую психодраму – в общем, делаю вещи, которые они презирают.
Я не вписываюсь в их строй, но мне все равно. Я люблю открывать двери и знаю, что психогенеалогия еще покажет свою эффективность. И потом, ортодоксальный фрейдизм тоже меняется со временем.
В то же время со стороны публики вы встретили невероятную заинтересованность…
А. А. Ш.: Психогенеалогия появилась в тот момент, когда все больше людей стали интересоваться своими предками и ощутили потребность отыскать свои корни. Однако я даже жалею о том, что все так увлеклись.
Сегодня кто угодно может заявить, что использует психогенеалогию, не имея при этом серьезной подготовки, которая должна включать и высшее специальное образование, и клиническую работу. Некоторые настолько невежественны в этой области, что совершают грубые ошибки в анализе и интерпретации, направляя своих клиентов по ложному пути.
Тем, кто ищет себе специалиста, нужно навести справки о профессионализме и квалификации людей, которые берутся им помогать, а не действовать по принципу: «все вокруг к нему ходят, пойду и я».
«Я перестала обвинять себя»
Карина, 36 лет, страховой агент
Спустя два года после рождения дочери я, не выдержав постоянных ссор, ушла от мужа. Как-то в случайном разговоре с тетей я узнала, что бабушкин муж не был настоящим отцом моей матери. Более того, уже в нескольких поколениях старшие дочери в нашей семье рождались вне брака. Я была потрясена этим открытием.
Специалист по психогенеалогии помог мне понять, что, расставшись с мужем, я невольно повторяю семейный сценарий. Пожалуй, я впервые задумалась о том, сколько ошибок совершила в своей семейной жизни. Не знаю, решусь ли поговорить об этом с бывшим мужем, но я перестала обвинять себя.
Вы чувствуете, что у вас отняли то, что принадлежит вам по праву?
А. А. Ш.: Да. И еще меня используют те, кто применяет мой метод, не понимая его сути.
Идеи и слова, будучи пущены в оборот, дальше живут своей жизнью. Я никак не могу контролировать использование термина «психогенеалогия». Но я хотела бы повторить, что психогенеалогия – такой же метод, как и прочие. Она не является ни панацеей, ни отмычкой: это просто еще один инструмент для исследования своей истории и своих корней.
Не надо упрощать: психогенеалогия не сводится к тому, чтобы применять определенную матрицу или находить простые случаи повторяющихся дат, которые не всегда сами по себе что-то значат, – так мы рискуем впасть в нездоровую «манию совпадений». Трудно также заниматься психогенеалогией самому, в одиночку. Взгляд терапевта необходим, чтобы проследить за всеми хитросплетениями мыслительных ассоциаций и оговорок, как в любом анализе и в любой психотерапии.
Геносоциограмма Бернара, 33 года
Когда Бернару исполнилось 33 года, он стал болеть, попадал в дорожные происшествия…
Вместе с Анн Анселин Шутценбергер он составил свою геносоциограмму и обнаружил: его старший брат Люсьен умер в 33 года, а в четырех поколениях семьи девять детей (все их имена начинались на «Лю»: Люсьен, Люк, Люси или Люсьенна) скончались молодыми из-за несчастных случаев. Оказалось, что его прадедушка и прабабушка (Люсьен и Мария) были приемными детьми в одной семье, но, став взрослыми, поженились, совершив тем самым «генеалогический инцест». С тех пор семья словно наказывала себя, «принося в жертву» потомков от этого брака.
Поняв, что сам он бессознательно пытался повторить их судьбу, Бернар освободился от семейного сценария.
Успех вашего метода показывает, что множество людей не находят своего места в семье и страдают от этого. Почему это так трудно?
А. А. Ш.: Потому что нам лгут. Потому что какие-то вещи от нас скрывают, а умолчание влечет за собой страдание. Поэтому надо пытаться понять, почему мы заняли именно это место в семье, проследить цепь поколений, в которой мы – лишь одно из звеньев, и подумать, как нам освободиться.
Всегда наступает момент, когда нужно принять свою историю, ту семью, которая тебе досталась. Прошлое не изменишь. От него можно защититься, если знаешь его. Вот и все. Кстати, психогенеалогия интересуется и радостями, которые стали вехами в жизни рода. Копаться в своем семейном саду стоит не затем, чтобы накопать себе бед и страданий, а чтобы разобраться с ними, если этого не сделали предки.
«Я спокойна за своего ребенка»
Виктория, 42 года, психоаналитик
К моменту беременности я уже несколько лет проходила личный психоанализ. Было непонятно, почему меня вдруг настиг сильнейший страх за будущего ребенка. Более того: меня стали преследовать сны о мертворожденных детях. У меня не было проблем со здоровьем, ничто не беспокоило врачей, и я не могла понять причину того, что со мной происходит.
Изучая свою геносоциограмму, я заметила совпадения: в нескольких поколениях моей семьи рождались мертвые дети, а моя мать была ребенком, рожденным «на замену», вскоре после смерти ее брата. Этого оказалось достаточно для того, чтобы я перестала бояться. Мой сын родился благополучно, в свой срок. И у меня все хорошо.
Итак, зачем нам психогенеалогия?
А. А. Ш.: Чтобы сказать себе: «Что бы там ни было в моем семейном прошлом, что бы ни натворили и ни испытали мои предки, что бы там от меня ни скрывали, мой род – это мой род, и я принимаю его, потому что не могу изменить». Работать над своим семейным прошлым – значит учиться отстраняться от него и брать в свои руки нить жизни, своей жизни. А когда настанет время – передать ее своим детям с более спокойной душой.
«Я освободилась от своего страха»
Наталия, 28 лет, секретарь
В 18 лет я решила научиться водить машину. Но мне мешал сильный иррациональный страх: я боялась, что, получив права, обязательно попаду в автокатастрофу. Специалист по психогенеалогии помог мне сопоставить факты и понять, что именно было причиной моего страха.
Только на геносоциограмме я увидела, что мою семью в нескольких поколениях преследовали смерти в результате автомобильных аварий. Мой отец, дед и прадед в разные годы погибли на дорогах, оставив после себя вдов и сирот. Поняв это, я почувствовала, какой груз свалился с плеч.
Я получила права, но водить все же не люблю. Думаю, это не связано с историей моей семьи: от своего страха я полностью освободилась.