Не спешите доверяться и щедро раздавать свое имущество людям, которые заставят вас страдать; в лучшем случае, от своего равнодушия к вашим бедам, в худшем – от бед, которые они сами вам и причинят.

Писатель Джек Лондон покончил с собой. По другим сведениям, он умер от передозировки наркотика, но, собственно говоря, это почти одно и то же – под конец жизни ( а было ему всего 39 лет) он страдал от жесточайших депрессий, много пил и потерял интерес ко всему окружающему… А ведь был он, что называется, мачо, настоящий мужчина: и в «золотой лихорадке» участвовал, и военным корреспондентом работал; смелый, отважный человек, самый высокооплачиваемый писатель в свои времена. Каждый день он писал тысячу слов, его романы и рассказы расходились огромными тиражами, по всему миру у него были миллионы поклонников. Довели его до смерти, как это ни банально, так называемые друзья.

Обратная сторона псевдо-дружбы

Помните, в школе, когда мы были детьми, учителя часто говорили о ком-то: «это не друзья, а дружки!». Вот для этих самых дружков романтичный писатель выстроил настоящий дворец из особого красного камня (кстати, огнеупорного). Назвал его «Дом волка» и принялся приглашать к себе жить писателей, поэтов и каких-то подозрительных «бродячих философов»; кормил их, поил, снабжал карманными деньгами…

В один прекрасный день дом заполыхал. Его подожгли изнутри, причем сразу в нескольких местах – иначе грандиозное сооружение не смогло бы сгореть дотла, оставив писателя с многотысячными долгами… То есть, именно дружки дом и сожгли.

Джек Лондон, пытаясь найти выход, принялся писать еще больше, борясь с приступами депрессии и нежеланием жить – потрясение было слишком сильным. Тут он услышал, как один его друг говорил другим: «Джеку слишком легко достаются денежки. Надо помочь ему их потратить!».

Отвращение к людям овладело несчастным Джеком Лондоном. Он уже ничего не писал, только пил все больше и больше, а в конце концов слуга-японец нашел его умирающим, а рядом с ним – листок бумаги, на котором несчастный доверчивый писатель высчитывал смертельную дозу опиума. Друзья, наверное, пришли на похороны, обсудили ситуацию, вдоволь посплетничали, посудачили, на славу угостились и разошлись восвояси, вернее, расползлись, подобно глистам-паразитам, чтобы поскорее найти новую жертву.

Дружки Есенина и Высоцкого – это хрестоматийный пример. Они пили и ели за счет великих людей, спаивали их, втравливали в скандалы и драки, а потом писали горестные и «правдивые» воспоминания о погубленных ими поэтах. Впрочем, правда иногда сквозит между строк: друг Есенина, с которым они вместе купили комнату, во время поездки поэта за границу, поселил в этой комнате свою жену и малолетнего ребенка, так что Есенину просто стало негде жить. Он, как подобает настоящему мужчине, ушел и скитался по знакомым, ночевал, где придется, естественно, алкогольная зависимость развивалась стремительно, ведь всюду его ждали другие друзья…

Друг Высоцкого вспоминает, как однажды он оказался в гостях у знаменитого барда. «Выпьем, Володя!» — предложил друг уже погибающему от наркомании и алкоголизма поэту. «Да у меня дома ни капли нет», — принялся оправдываться несчастный Высоцкий, но друг пишет дальше так: «У меня, конечно, оказалась с собой бутылка коньяка, которой я и угостил поэта»… Молодец, что тут скажешь! Выпивши со знаменитостью, он уехал к себе домой, а больной Высоцкий принялся искать «дозу» — алкоголь уже поступил в его гибнущий организм.

Пьяные, Есенин и Высоцкий раздаривали своим друзьям дорогие вещи; наутро сожалели, но вернуть взятое никому и в голову не приходило.

Едва в Советскую Россию приехала танцовщица Айседора Дункан, как и у нее появилась масса друзей. Они очень полюбили ходить в гости в особняк на Пречистенке, особенно – в дни выдачи пайков. Добрая Айседора выставляла на стол весь свой паек; все кушали, хвалили, потом расходились по домам, а танцовщица месяц потом жила на одной мерзлой картошке… За глаза друзья величали ее «Дунькой», писали забавные частушки про нее и про Есенина, и с нетерпением ждали дня выдачи спецпайка, чтобы снова веселой компанией завалиться в гости…

Шайка друзей-нахлебников окружала, пожалуй, почти всех великих людей. Эдит Пиаф кормила и поила целую банду бездельников. Он не была глупа, прекрасно понимая, что все эти так называемые друзья – обыкновенные паразиты и дармоеды, которым, в сущности, нет до нее никакого дела. Однажды они шумной толпой пришли в ресторан, чтобы отменно поужинать за счет звезды. Пиаф вдруг внимательно посмотрела на лица добрых друзей и заказала только одну картошку. Все, больше ничего. Друзья деланно смеялись над причудами певицы – они ведь рассчитывали на несколько другое угощение.

В следующий раз Пиаф собрала все свои драгоценности, показала их друзьям… И под алчными взорами взяла и спустила все золото и бриллианты в унитаз. Дикая выходка, но как-то она понятна, когда умирающий от цирроза человек, всю свою юность проведший в голоде и нищете, проницательно смотрит на лица милых друзей и видит их души…

Впрочем, и сами творческие личности иногда выступали в роли так называемых друзей. Поэт Велимир Хлебников в страшные годы гражданской войны оказался в голой степи со своим другом, тоже поэтом. Поэт этот тяжело заболел, то ли дизентерией, то ли холерой, обессилел и идти уже не мог. Тогда Хлебников собрал припасы и двинулся в путь один. «Не оставляй меня умирать, Велимир», — хрипел умирающий спутник своему другу, а тот обернулся и отвечает так поэтично: «Степь тебя отпоет!»…

Екклезиаст в библии рассказывает мрачно, что всю жизнь искал он среди тысяч людей друга и женщину. Друга вроде как нашел, но пессимистичный и угрюмый тон его философских рассуждений заставляет в этом усомниться.

По мнению психологов, к сорока годам у человека может быть только один друг, и то – не всегда. И это не потому, что падает потребность в общении, эмоциональность и так далее – просто череда разочарований и горький жизненный опыт заставляют нас становиться осторожнее и замкнутее…

«Мне легче снести ножевой удар врага, чем булавочный укол от друга», — писал Гюго, на долю которого, видимо, выпало немало этих булавочных уколов. На вражду чужих людей мы действительно реагируем легче, чем на подлость тех близких, кому мы доверились.

Профессор Литвак пишет о том, что в аудитории он задал простой вопрос: «А вас когда-нибудь предавали? Если да, поднимите руки!». Руки подняли практически все… А ведь речь идет о юных студентах, только-только вступивших в жизнь.

В этом свете верхом глупости кажутся мне советы некоторых психологов: «Встаньте, мол, на место предавшего вас человека – поймите его и тогда сможете простить»… Или – « он не стоит вашего внимания и ваших переживаний, отпустите ситуацию». Такие советы очень хороши в умозрительном смысле. Встаньте, например, на место педофила. Или грабителя. Или убийцы. Поймите его и простите. Это хорошо, когда дело касается других людей. Я всегда привожу простой пример: « А давайте, я вам палец дверью прищемлю И пока я буду давить на дверь, поймите меня. Ощутите мои внутренние мотивы. И простите».

Думаю, когда на костре сгорала преданная Карлом Седьмым Жанна дАрк, ей было очень больно. Чисто физически. Ей было всего девятнадцать лет, она отвоевывала французские земли во славу короны этого самого Карла, а он объявил ее ведьмой и приговорил с помощью инквизиции к сожжению…

Очень интересно, что часто человек, окруженный так называемыми друзьями, желающими ему лютой погибели или, в лучшем случае, абсолютно глухими к его страданиям, словно бы не замечает очевидных фактов.

• Бизнесмен берет для друга кредит, который потом выплачивает сам на протяжении нескольких лет.
• Женщина утешает одинокую несчастную подругу, которая потом звонит ее мужу и пытается вступить с ним в связь – иногда небезуспешно.
• Девушка доверяет свои тайны задушевной подруге, которая тут же бежит делиться ими с другими людьми, злорадствуя и хохоча…

К слову, именно так поступил знаменитый композитор Вагнер, чью воинственную и величественную музыку так любил Гитлер. Он дружил с философом Ницше, а потом всем рассказал, что Ницше лечился в психиатрической больнице.

Потрясение от предательства всегда бывает чудовищным: не случайно по шкале стрессов измена (в широком смысле слова) переживается человеком тяжелее, чем смерть. Уж на что жесток и свиреп был царь Иван Грозный, и тот до конца жизни слал письма с проклятиями убежавшему от него бывшему другу – князю Курбскому. Даже душа кровопийцы-царя не смогла смириться с бегством близкого человека; все строчил он длинные послания, в которых «паще кала гной» было наиболее мягким выражением…

А Юлия Цезаря друзья вообще предательски зарезали. Человек он был исключительного ума и богатого жизненного опыта, а тут словно ослеп и оглох, не внимая никаким предостережениям. Жена Кальпурния умоляла его не ходить в сенат в роковой день убийства, но Цезарь ее не послушал. Некто передал ему по пути записку с предупреждением о заговоре – Цезарь ее не прочитал. К слову, интересно, что жены часто бывают куда дальновиднее мужей, предостерегая их от общения с тем или иным человеком. Но мужья, подобно Юлию Цезарю, пренебрегают предупреждениями – и оказываются в положении преданных.

И снова и снова повторяют свою ошибку: «Как ты можешь так о нем говорить? Это мой друг, он отличный мужик!» — во скольких семьях звучат эти слова в то время как вы читаете эти строки… «Тебе все не нравятся!» — еще одна распространенная фраза. Только потом происходит обычный сценарий – «отличный мужик» или кидает своего доверчивого и щедрого друга, или еще каким-то образом платит злом за добро.

Сто лет назад еще Зигмунд Фрейд обратил внимание на повторяющийся сценарий: некто выступает в роли благодетеля, делает для кого-то добро, жертвует собой и своим имуществом, а потом снова и снова оказывается в положении преданного… Не успевает зарубцеваться одна рана, как человек позволяет нанести себе другую. Все дело в пресловутой проекции – стремлении приписывать другим людям те качества, которые присущи нам самим. Неспособные на подлость и предательство, как правило, не ждут этого и от других, поэтому самые честные, самые смелые и благородные оказываются в положении жертвы…И то сказать: граф Калиостро прожил со свей женой Лоренцей двадцать лет; вместе они то мошенничали, то на самом деле занимались магией, то взлетали на вершину славы, то спасались бегством, то пророчествовали, то лгали, а потом Лоренца выдала графа инквизиции, дала на него, что называется, показания…

Тем и страшно предательство, что от него невозможно уберечься и спастись – ведь исходит оно от самых близких людей, которых мы любим и которым мы доверяем. Потому-то Данте в «Божественной комедии» поместил предателей в самый страшный круг ада – видимо, тоже с кем-то дружил и кому-то совершенно напрасно доверял.

Впрочем, бывают на свете и истинные друзья. Примеры можно пересчитать по пальцам, но они потрясают своим величием. Когда фашисты пришли к власти, Зигмунд Фрейд был тяжелобольным дряхлым стариком. Евреем, кстати. Двух его сестер отправили в лагерь смерти, Освенцим, и там убили. Хотели отправить и Фрейда, но его пациентка и верная подруга, правнучка Наполеона, приехала к фашистскому командованию и стала просить отпустить престарелого ученого (а уже вовсю жгли его книги, собираясь приняться и за него самого). « А вы, фройлян, отдайте два своих замка, — сказал партайгеноссе аристократке. – Вот мы вашего старичка и отпустим». Можно было подумать – старик и так болеет последней стадией рака, он очень стар, ему так и так умирать… Но дама отдала два своих замка, спасла Фрейда, а когда он приехал в Англию, она приказала расстелить на перроне красную бархатную дорожку, по которой когда-то шествовал сам Наполеон Бонапарт. И еще подарила ученому цветы… Потому что они были друзьями.

И еще один пример тоже относится к годам Второй мировой войны со всеми ее ужасами. Педагог Януш Корчак был гуманистом; он написал множество книг о воспитании детей. Этими книгами зачитывалась вся Европа – еще бы, ведь это было новое слово в педагогической науке, которая раньше предлагала только одно – лупить и наказывать, дрессировать и муштровать. Настала война, и еврейских детей, воспитанников Януша Корчака, отправили в концлагерь. Педагогу несколько раз предлагали свободу – многие фашисты знали его книги и восхищались его умом и талантом. Можно было остаться и мирно писать свои педагогические опусы, заниматься педагогикой как наукой, детей ведь еще много вокруг оставалось. Но Януш Корчак не покинул своих питомцев, поехал вместе с ними в лагерь смерти, а потом вместе с ними вошел в газовую камеру, чтобы детям было не так страшно умирать. Потому что они были друзьями.

«Друг познается в беде», — это еще римская мудрость, а до римлян, вероятно, ее знали еще более древние народы. Не спешите доверяться и щедро раздавать свое имущество людям, которые заставят вас страдать; в лучшем случае, от своего равнодушия к вашим бедам, в худшем – от бед, которые они сами вам и причинят.

***************************************************************************

Запись на индивидуальные сессии  и консультации