Когда я вспоминаю свои 17 лет, я вижу серую стену старинного дома. Шерстяной отсыревший свитер кусает кожу, а моё «хочу» — моё «мечтаю» стекает мутными каплями с волос по щекам.

Был 1993 год. Время «хороших» бизнесменов в малиновых пиджаках с белыми носками и «плохих» в кожаных куртках на затемнённых восьмёрках. Кооперативных тапочек с кривой наклейкой «Монтана» и воды заряжающейся через телевизор. Я заканчивала школу. Кризис перестройки вышиб твёрдую почву из-под ног нашей семье. Вместе со стабильностью и уверенностью в завтрашнем дне исчезли папин научно-исследовательский институт, а также возможность покупать одежду и еду.

Я помню мешки грибов и картошки, которые мы сначала собирали, а потом ели несколько лет, два раза в день.

Я рисовала маслом маленькие картинки, чтобы продавать их и вносить лепту в скудное пропитание. Но моё истинное любопытство смотрело в сторону всего, что было связано с человеческой психикой, характером, мышлением и поведением.

Мама болела.

— Учиться на психолога?! С ума сошла! – раздражалась она. — Куда ты работать пойдёшь с этим своим «психологом»? Посмотри, чего творится вокруг. Сейчас руки нужны, чтобы выживать, рууу-ки! – она трясла пальцами возле моего носа, потом закрывала ими лицо и вздыхала, — ох, я этого не переживу… не переживу!

Отец молчал. А я просила, глотая горечь, от которой уже захлёбывалась: «Пожалуйста, ну пожалуйста, мам, я так мечтала быть психологом, мне интересно, у меня получится, я обещаю. Мам, ну не всегда же так будет вокруг…». Просила месяцами. Просила неделями. Просила утром в день первого вступительного экзамена в какой-то не понятный мне промышленный техникум.

Тогда, в семнадцать лет мне, не хватило оперенья, чтобы махнуть крылом на родительский запрет и взлететь. На полпути к экзамену я судорожно отыскивала в себе силы на неповиновение: сделать по-своему, упереться, «показать рожки»!

Но мама обронила:

— Если так хочешь, то на следующий год будешь подавать документы куда угодно. Обещаю. Но только сейчас поступи!

И шагала в техникум, который ненавидела с мыслью, что кошмар мой — всего на год. Просто он зачем-то нужен маме.

Я оттолкнулась от серой стенки старинного дома и побрела за уроками жизни, которые в результате привели меня туда, куда мне было надо.

Прошёл год. Я бросила горстку календарных листиков с перечёркнутыми цифрами в урну и помчалась в приёмную комиссию. На серой стене старинного дома лучи солнца танцевали лезгинку.

— Мам, где мой паспорт? — я запорхнула в квартиру запыхавшаяся, сбрасывая туфли на ходу. — В приёмную комиссию заявление нужно, а знаешь, первый экза…

— Ты никуда не пойдёшь, — схватила меня за руку мама, — выбрось эту дурь из головы! Ты должна закончить техникум и получить диплом.

Меня пригвоздило к шифоньеру.

— Но ты же обещала… ты… — прохрипело из гортани, — я так…

— Послушай, ты знаешь, что я болею и что не долго осталось… — не дала договорить мне мама. — И я умру спокойно, если буду знать, что ты при специальности. Ты должна мне пообещать. Это моё последнее желание! Последнее.

Я пообещала.

Пока я мучила синий диплом для мамы, её не стало. Она не дождалась. Я выполнила.

Диплом равнодушно стукнулся о кухонный стол. Больше я его не видела. Отец, наверное, убрал куда-то. Но мы никогда не говорили об этом.

Я устроилась официанткой в приличный ресторанчик возле дома. С деньгами стало полегче, но мы всё ещё выживали: только теперь вдвоём с отцом.

— Ты должна поступать в университет, как и хотела. Не тяни, — говорил папа.

Я ничего не отвечала. «Должна» я отработала. Просто жить. А там посмотрим. Мне уже хватало силы в крыльях, чтобы сказать «да» — и сделать по-своему. Отрезать «нет» — и тоже сделать по-своему.

Два года прошли в раздумьях, в прислушивании к себе, в наблюдениях за жизнью из разных точек опыта. Случались и неверные шаги. Я сменила несколько работ, в стремлении к престижной и, найдя её, с неё же и ушла. Ушла в то место, где белые воротнички со сцены обещали миллионы, если ты срочно в себя поверишь и продашь дорогущую пачку порошка с духовочным очистителем своим сводящим концы с концами друзьям. А они своим друзьям. А те ещё другим друзьям. И вскоре, ты – новоиспечённый миллионер, будешь величаться «бриллиантом»!

Красивая неправда. Плюхнувшись пару раз в голодные обмороки, горе-миллионерша приняла решение – я возвращаюсь к себе, к своей цели. Я поступаю в университет учиться на психолога, и я им стану. Профессиональным, опытным, востребованным, влюблённым в свою работу.

Изолировавшись от мира на два месяца, я готовилась к экзаменам. Было необходимо вновь погрузиться в школьную программу.  Утро начиналось рано, с марш броска в другой конец города, к Вовке студенту Физмата. За пару бутылок пива он согласился репетиторствовать по математике. После Вовки – на несколько часов в библиотеку. Там я корпела над языком и литературой.

Мои друзья на цыпочках пробирались по ковровой дорожке через тишину к моему привычному месту, чтоб шёпотом перекинуться парой фраз и угостить булочкой или бутербродом. Библиотека была единственным местом, где они могли повидаться со мной. Я попросила не звонить мне домой, чтоб не соблазняться на беззаботное веселье. С обеда и до вечера — я на работе. Вечера я проводила наедине с биологией, с ней же и засыпала.

Без страха и сомнений я сдала экзамены. К спискам поступивших я приближалась не с вопросом — «я там есть?», а с любопытством разглядывая коридор своей кафедры, двери деканата и незнакомых пока ещё преподавателей. А вот и моя фамилия. А вот и я – студентка университета кафедры психологии!

Это место меня дождалось. Я дошла.

Я не хочу писать, что годы, не отданные психологии, обогатили меня. Напротив, меня не покидает ощущение, что всё, что есть в моей жизни сейчас, должно было происходить лет на пять раньше.

Вот уже 13 лет я профессиональный психолог-психотерапевт, член действующего профессионального сообщества Гильдии психотерапии и тренинга.

И моё обучение – это непрерывный процесс, который необходим для того, чтобы быть эффективным специалистом. После университета были ещё 4 года института психотерапии. Специализации по семейному консультированию, ведению психотерапевтических групп и множество обучающих семинаров, которые никогда не заканчиваются для меня.

Каждый день я консультирую людей, которым больно, непонятно и невыносимо, но они хотят справиться. Моей работе не стать рутинной. Мой интерес к людям неисчерпаем, а желание профессионально помогать бездонно. Тем более, что мы с моей профессией пять лет были в разлуке, а это помогает ценить её в каждом моменте.

Ко мне приходят с неврозом, стрессом, тревогой, фобическими расстройствами — и мы снимает страхи слой за слоем в терапии. Я помогаю преодолеть неуверенность и выйти из кризиса с решением. Я использую свои профессиональные знания, даю поддержку, чтобы помочь клиенту пережить горе и потерю. С глубоким уважением к конфликту в паре, я нахожу способы для того, чтобы сохранить семью.

Я предлагаю индивидуальный, бережный подход к каждому клиенту. На сегодняшний день на моём счету тысячи решённых проблем обратившихся людей. И в этом моё счастье.

Для меня быть психологом – это способ мышления, встроенный в образ жизни. В нём и профессионализм, и вдохновение, и свобода.

Оказаться на своём месте бесценно, какой бы сложный путь туда ни привёл.

Запреты, неверие в меня, чьё-либо нежелание, ошибки и остановки длинною в несколько лет бессильны перед по-настоящему моей мечтой.

Можно научиться принимать ситуацию, в которой плохо. А именно оттуда, как выяснилось, начинается движение к выходу.

Когда я была вынуждена посещать ненавистную мне учёбу, то организовала удобство и продуктивность для себя двумя способами:

Во-первых, записалась в городскую областную библиотеку, которая была рядом с «маминым» учебным заведением, и поселилась там. На этом спасительном островке меня ждали книги по психологии. Их никто не мог у меня отобрать. Там я прогуливала пары, бережно и в тайне от всего мира взращивая свою идентичность психолога.

Во-вторых, с группой однокурсников мы договорились о взаимовыручке. Одним лучше давались технические предметы, другим практические работы. А я умела рисовать, и это пригождалось аж на двух дисциплинах. Такой способ присутствовать там, где плохо соображаешь, меня здорово поддерживал.

Я научилась концентрироваться на том малом, что доставляло удовольствие.

Я научилась балансу и правильной математике – делить на два обещания, которые дают другие. Нет, я не разучилась верить людям. Тот опыт дал мне понимание, что в обещание вмешаться может разное: все ингредиенты «человеческого фактора», природа, кризис, высшие силы, низший разум. И хорошо бы подстраховаться самостоятельно, допустив в свою картину мира запасные варианты.

Я научилась говорить вслух «хочу», «мне надо», «я буду». У меня появилась копилка для чужого мнения и страхов, в которую я до сих пор заглядываю только через фильтр своей реальности.

Те, кто «желает добра», обычно говорят – «даже не пробуй, тааакой конкурс на место! Там всё за деньги. У тебя не получится. Моя подруга не смогла. Зачем тебе, не ходи туда». Я вежливо улыбаюсь – «спасибо, ваше мнение очень важно для меня». Мнение это ложится в мою шкатулку из пункта №3 на вечное хранение, а я иду и пробую – а вдруг. Бывает страшно, до влажных ладошек и бессонных ночей, до невозможности накрасить глаз трясущимися руками.

В минуты оцепенения и слабости я обращаюсь к тем, кто скажет: «Ты молодец, ты сможешь. Я буду держать кулачки. Давай бояться вместе. Позвони, кинь смс, когда вернёшься – я волнуюсь за тебя».

Я разделяю понятия «поддержка» и «совет». Когда мне нужен совет или решение проблемы, я обращаюсь к специалистам. И сама много тружусь над своим профессионализмом. Качественно работаю, чтобы люди, оказавшиеся у меня на приёме и которым нужна помощь, никогда не пожалели о визите к психологу.