Ирина Ситникова

Статья будет интересна клиентам, проходящим длительную психотерапию, студентам, решившим посвятить свою жизнь гештальт-терапии, а также начинающим клиническим психологам.

 Границы

Пограничная патология характеризуется наличием диффузных границ личности. В результате процессов, происходящих с личностью в психотерапевтической работе, границы достраиваются или вновь восстанавливаются.

Ощущение человеком появления личных границ сходно с ощущением, что у него появилось что-то очень красивое, например, дорогая меховая шуба. Помимо того, что осознавание наличия границ воспринимается, как что-то очень красивое, это ещё и новое ощущение «одетости».

Человек с диффузными (проницаемыми, размытыми) границами чувствует себя «голым», незащищённым, как будто стоит на холодном, сквозном ветру в обнажённом  виде. Или как будто находится в комнате с окнами без стёкол.

И первое время, после того, когда человек обнаруживает наличие границ, то есть наличие «одежды», «шубы», то он в контакте с другими пытается вновь «расстегнуть шубу», снять «одежду», то есть вернуться в слияние, потому что, по привычке, думает, что именно слияние обеспечивает безопасность.

На самом деле истинную безопасность дают человеку его границы, умение их простраивать. А слияние сродни самозабытью, «горячечному бреду», когда человек есть, но не осознаёт, не ощущает себя, как личность. То есть это мнимая безопасность, безопасность психологического частичного несуществования.

Следующим этапом на пути осознавания границ может стать «прозрение», что шубу в контакте можно не снимать полностью, а расстегнуть на пару пуговиц, чтобы удобнее было говорить и жестикулировать. Или снять шубу, но ненадолго, как мы скидываем с себя всю одежду во время секса, но после близости, мы всегда одеваемся снова.

Человек с невыраженным ощущением границ либо ходит всё время голым — и там, где принято, и там, где не принято, не прилично, что смахивает на эмоциональный эксгибиционизм, либо ходит всё время застёгнутый на все пуговицы, что напоминает «секс, не снимая шубы».

Первое – это признак зависимости, которая проявляется в неспособности что-то утаивать, то есть состояние полной открытости.

Второе — это контрзависимость, которая проявляется в страхе открыться, довериться, раздеться перед другим человеком.

Когда в процессе психотерапии границы достраиваются, человек может, вдруг, обнаружить, что огромное количество энергии уходило на то, чтобы «просчитать», как его слова, действия, чувства отражаются на другом человеке, чтобы, исходя из этого, простроить тактику манипулирования другим человеком с тем, чтобы получить желаемое.

В связи с тем, что в жизни пограничного клиента было много фрустрации, то есть его потребности удовлетворялись неудовлетворительно заботящимся о нём лицом, то пограничному пациенту пришлось научиться манипулировать другими, но, в первую очередь, самим собой. Только так, принеся свою личность в жертву, он смог получать необходимый минимум для выживания.

Отсутствие личностных границ даёт большую степень чувствительности к другому человеку, то есть способность сонастраиваться, угадывать состояние, угадывать своё влияние, с тем, чтобы успешнее манипулировать. И отсутствие границ даёт «обезболивание» («блаженное» горячечное забытьё), чтобы ослабить нестерпимую боль фрустрации.

Когда личность достраивает структуры, то есть когда она дозревает до уровня отдельного, автономного функционирования, у неё вновь появляются границы, что приводит к тому что:

• человеку больше не нужно манипулировать объектом зависимости, потому что теперь он (человек) сам о себе может позаботиться

• человеку больше не нужно манипулировать собой

• человек чувствует, что у него появилось что-то очень красивое

• человек чувствует себя «одетым», то есть защищённым от «взглядов», от «холода фрустрации»

• у человека исчезает потребность в эмоциональном эксгибиционизме

• у человека уменьшается количество стыда

• у человека высвобождается большое количество энергии, уходившей на манипуляцию путём самоманипуляции

• связанная внутри человека энергия, уходившая на «делание человека (себя) высвобождается и направляется в социум, то есть на «делание дела»

Именно это «дозревание» до автономии и происходит с клиентом в психотерапии, что позволяет человеку стать более успешным и получить доступ к реализации своего потенциала, то есть к самореализации.

Пустоты в личности

Семья пограничных пациентов похожа на корабль, давший течь в нескольких местах. Дыр столько, сколько членов семьи. Эти индивидуальные дыры или пустоты в личности каждого члена семьи и создают в общем поле семейной системы «течь» через «пробоины» в днище «корабля».

Семейная пара мечется в попытках заткнуть эти дыры, но каждый занимается не своей «пробоиной», а пытается заткнуть дыру в своём партнёре, причём собой. Это ощущается как жизненная необходимость — если этого не сделать, то так и придётся «вечно мучиться со своим партнёром, как на тонущем корабле».

Пограничная личность лишена понимания того, что она может как-то спастись сама, предоставив своему партнёру сделать то же самое для себя.

По мере роста количества членов семьи, напряжение этой неадекватной, бесполезной, изматывающей деятельности нарастает. Нарастает паника и хаос, так как «корабль» продолжает сильно крениться то в одну, то в другую сторону и вот- вот утонет.

Ощущая отчаяние и усталость, и, чтобы как-то снизить напряжение, расширившаяся семья находит второй выход в том, чтобы «назначить козла отпущения», или «виноватого», то есть того, кем можно заткнуть все «течи» разом, так как пограничный не осознаёт свою дыру, пустоту в своей личности, а приписывает проблему другому и пытается что-то делать с ним.

Поиск «спасательного круга» в виде «козла отпущения» связан с наличием неразрешимых проблем в семье, остро нуждающейся в помощи, но не знающей в чём она может заключаться и, где её искать, помимо своих собственных внутрисемейных ресурсов.

Неосознанно, каждый член семьи ждёт спасения извне, от другого члена семьи, что и делает ситуацию безвыходной. Поиск «козла отпущения» связан с надеждой, что будет, наконец, найден источник проблем — именно тот человек, которым можно заткнуть сразу все дыры, или на которого можно направить всю свою энергию, чтобы заткнуть дыру в нём.

Это помогает отвлечь внимание от проблем, накопившихся к этому времени в семье на психологическом уровне, и дать ей (семье) возможность продержаться на «плаву» ещё некоторое время за счёт проецирования своей проблемы на другого и делания чего-то с ним вместо того, чтобы разобраться с собой.

С уходом из семьи (госпитализация, смерть от наркотиков, инвалидизация…), этого «спасательного круга» семья вновь оказывается лицом к лицу со своими неразрешимыми проблемами.

Расщепление личности, проявляющееся в поиске виноватого, связано с нарушениями в ранних значимых отношениях. И силой, заставляющей такие семьи бороться за сохранение является страх одиночества, пережитый в детстве в катастрофических для личности размерах.

Страх этот относится к уровню выживания и, в свою очередь, возвращает семью на уровень выживания. Каждый член семьи где-то в подсознании ощущает себя тонущим. Он испытывает настоятельную потребность что-то сделать, чтобы спасти себя.

Необходимо за что-то или за кого-то ухватиться, чтобы выжить. Но, как известно, если позволить тонущему за вас уцепиться, то вы пойдёте ко дну вместе с ним. И, наоборот, если в процессе своего спасения, вы вцепитесь в другого человека, то вы и его утопите.

Осознавание того, что человек может спастись самостоятельно требует длительной психотерапии, связанной с достройкой личности. Длительности требует и работа по изменению жизненного сценария – «я один(а) не выживу, я один(а) не справлюсь, сам(а) я не спасусь».

Без осознавания патологического сценария и последующего его изменения каждым членом семьи, семейная система на протяжении всего времени своего существования продолжает жить по старому сценарию — спасать друг друга, то есть переделывать, затыкать дыры  в другом, что реально невозможно, потому что дыру в личности может «заделать» только сам человек, достроив личность изнутри.

Никто не может сделать человека целостным, только он сам.

Так, как желание «доделать себя» (обрести целостность) продолжает жить вечно, но сама неполноценность (отсутсвие целостности), благодаря защитам, вечно проецируется на другого, то это, по сути, «вечные отношения» с партнёром и детьми (такие отношения очень «прочные»), то есть это, практически, «вечные муки», присущие аду и так красочно описанные в религиозных трактатах – огонь под котлом горит и горит, и нет возможности выбраться из котла с кипящей водой.

Об этом же чувстве безысходности и другая метафора — корабль тонет и тонет и нет возможности спастись, кроме осознавания того, что происходит и личностных изменений. Если  хотя бы один член семьи меняется, то есть достраивается до целостности, то, вслед за ним, вся семейная система начинает меняться.

Таким образом, даже из самых безвыходных ситуаций есть выход.

Хороший внутренний объект

У пограничных клиентов часто отсутствует подлинный интерес к жизни. Для них характерно обесценивание жизни, они часто задают себе вопрос: «Зачем всё это, зачем я здесь?» Внешне они живут полноценно и даже могут брать на себя ответственность, но всегда как будто под принуждением, как будто кто-то принуждает их жить.

Корни этого лежат в детстве, в нарушении детско-родительских отношений на очень ранних стадиях. Когда отношения с заботящимся лицом удовлетворительные и младенец здоров, то он жадно присасывается к груди, с удовольствием утоляет голод. В старину говорили и сейчас говорят, что, если младенец сосёт молоко жадно, то с ним всё в порядке, значит выживет, живучий. Когда же уход за ребёнком неудовлетворительный, то ребёнок, в ответ, теряет интерес к груди.

Если непосредственно была нарушена безопасность, или слишком много фрустраций, или фрустрации слишком ранние и не соответствовали по возрасту способности ребёнка справиться с фрустрацией, то это могло привести к преждевременной утрате своего всемогущества, преждевременному столкновению со своими бессилием и беспомощностью.

В результате ребёнок получает травму. И основным способом справиться с травмой может стать отказ от потребности в пище на физическом уровне, и её аналога – потребности любить — на психическом уровне в более позднем возрасте.

В этом случае ребёнок может сосать грудь вяло, как бы неохотно, как будто под принуждением, как будто он не голоден или совсем отказаться от груди. И зачастую, матери приходится принуждать, стимулировать ребёнка, чтобы он взял грудь. Про такого ребёнка всегда говорили, что он не очень жизнеспособный.

В результате пережитых фрустраций ребёнок больше не может спасать «хорошую грудь» посредством расщепления груди на «хорошую» и «плохую», и обращения агрессии на последнюю.

Либидо ослабевает под натиском нарциссической ярости, вызванной чрезмерной фрустрацией. Из-за того, что грудь теперь «плохая», ребёнок, как я писала выше, отказывается от потребности — питаться, получать удовольствие, любить.

В будущем такой ребёнок, став взрослым, всю реальность, саму жизнь воспринимает, как «плохую» грудь и отказывается любить её, «присасываться» к ней, теряет к ней интерес. При малейшей фрустрации пограничные и психотичные пациенты вновь оказываются в зоне травмы и используют привычный способ справиться с фрустрацией — они «отлепляются от груди-реальности» и начинают «тонуть или падать», то есть возвращаются на уровень допсихического, телесного существования.

Другой метафорой этого процесса может быть корабль с течью (пустотами в личности, дырами), который тонет от любой волны, налетевшей на него.

Или как будто «мать» выпускает ребёнка из рук и он падает в небытие, в несуществование.

Несуществование может быть физическим и психологическим. Психологическая смерть в результате провала попыток создать адекватную привязанность – это слияние (пограничное состояние, когда частично границы всё-таки простроены, они есть, но диффузные), или полное расщепление (психоз).

После того, как пограничный пациент, в результате длительной терапии, достраивает свою личность в терапевтических отношениях с «хорошей матерью»-психотерапевтом, заполняя пустоты в личности (пациенты довольно часто ассоциируют себя с пазлом, который достраивается) он обнаруживает «голод», и желание присосаться к жизни, как к «хорошей груди».

Иногда во внутренней феноменологии таких клиентов при завершении лечения возникает зрительный образ «хорошей груди» — груди, наполненной вкусным, питательным молоком.

Таким образом, у клиентов, успешно прошедших курс психотерапии возвращается, давно утраченный, вкус к жизни, или иными словами, у них появляется хороший  внутренний объект  — «хорошая грудь», и они вновь жадно к ней «присасываются».

Восстанавливается принцип добровольности. Это желательный вариант удачной терапии.